17
Термин «цифровое право» в доктрине и правовых текстах
Все же следует согласиться с мнением В. В. Архипова о том, что интернет-право не может рассматриваться
как самостоятельная отрасль права. Скорее, речь может идти об особой отрасли законодательства при условии
появления совокупности фундаментальных нормативных правовых актов относительно регулирования отношений в
связи с использованием Интернета [Архипов 2018: 29-33].
При этом цифровое право (интернет-право) в объективном смысле как совокупность норм права,
регулирующих отношения по поводу применения Интернета, характеризуется рядом особенностей:
1
) отношения в сфере Интернета могут регулироваться на уровне технического кода;
2
) цифровое право объединяет предметное единство по поводу разрешения с помощью юридических,
технических и программных средств целого ряда системных вопросов использования интернет-пространства
юрисдикция, защита информации, виртуальная валюта и т.п.) [Архипов, 2018: 29];
) цифровые отношения протекают в особой интернет-среде и приобретают виртуальный характер.
В американской юридической литературе известна дискуссия относительно предметной самостоятельности
(
3
интернет-права как области юридического знания. Так, Ф. Истербрук выступил против обособления интернет-права,
пользуясь аналогией «лошадиного права» [Easterbrook 1996: 207]. По его мнению, никаких принципиальных
особенностей право, регулирующее Интернет, не имеет. Нет необходимости выделять направления
в
юриспруденции по поводу того или иного предмета без учета иных юридически значимых особенностей. С тем же
успехом можно обособить лошадиное право, поскольку встречаются институты права относительно сделок по поводу
лошадей или причинения вреда лошадям. Иной точки зрения придерживается Л. Лессиг, который отмечает
своеобразие той реальности (виртуальной, электронной), в которой складываются указанные общественные
отношения. В такой среде, с одной стороны, действует цифровой код, а с другой стороны, отношения в сфере
использования Интернета с учетом ее архитектуры не поддаются такому контролю, как физические общественные
отношения [Lessig 1999].
Фактически архитектура виртуального мира такова, что привычная теория права и модель правового
регулирования не срабатывают в киберпространстве. Прежде всего, отношения в цифровом пространстве не
поддаются такому же контролю, как в традиционных условиях. В электронной среде значительно сложнее
идентифицировать личность человека, его пол и возраст, а значит, учесть данные особенности в правовом
в сфере Интернета выходит за рамки
регулировании. Правовое регулирование общественных отношений
национального пространства и приобретает международно-правовое звучание. Так, кибератаки на информационные
системы производятся с территории иностранных государств, а идентификация пользователей для доступа к контенту
с социально и психологически опасными последствиями уязвима в современных технологических условиях.
Но при этом в отличие от физической реальности виртуальный мир может быть изменен человеком через
код. Не случайно в западной и российской практике долгое время считалось, что сфера Интернета находится за
пределами правового регулирования
и до сих пор существуют движения за свободное ее развитие без
вмешательства государства. На первом этапе распространения Интернета отношения между пользователями
регулировались на основе стихийно возникавших обычаев и технических норм. До сих пор значительная часть
виртуального мира находится вне сферы правового регулирования и подчиняется сложившимся стихийно
социальным нормам. Так, форумы для обсуждения определенной тематики вырабатывают собственные правила
общения и санкции для нарушителей этих правил в виде исключения или ограничения участия в таком общении.
Появление кибератак, сбор данных о частной жизни, защита интересов детей и т.д. вызвали к жизни бурное
развитие правотворчества в сфере Интернета. Появление «даркнета», криминальной и скрытой стороны Интернета
ведет к тому, что национальные государства не могут оставаться безучастными к этой стороне проблемы. Назрела
необходимость выработки международно-правовых документов и механизмов нейтрализации социально опасных
проявлений цифрового пространства, а также национально-правового опосредования цифровой среды: блокчейн,
криптовалюта, смарт-контракты, идентификация пользователей, разрешение споров, кибербезопаность
предупреждение компьютерных преступлений.
и
Таким образом, цифровое право можно рассматривать в двух значениях:
1
) в широком смысле оно охватывает совокупность норм права, регулирующих общественные отношения,
которые протекают с использованием Интернета;
) в узком смысле цифровое право объединяет нормы права, касающиеся разрешения системных проблем
Интернета.
Кроме того, цифровое право можно понимать и в субъективном смысле. Один из вариантов такого
2
понимания предложен в проекте Федерального закона № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и
статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (О цифровых правах)». Речь идет о
разновидности имущественных прав на электронные (виртуальные) блага, которые могут быть конвертируемы в
реальные материальные блага [Ситдикова, Ситдиков 2018: 75-82]. В проекте закона, принятом в третьем чтении
Государственной Думой Российской Федерации 13 марта 2019 г., содержится такое определение цифровых прав –
«обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с
правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам. Осуществление,
распоряжение, в том числе передача, залог, обременение цифрового права другими способами или ограничение
распоряжения цифровым правом возможны только в информационной системе без обращения к третьему лицу».
Legal Linguistics, 11, 2019